Эволюция: биологическая и социальная. Колонка в КомпьютерреOnline #84

 

 

 

Некоторым читателям может показаться странным фокус моего внимания в этой колонке. Я хочу разобраться в том, чем социальная эволюция отличается от биологической. Кому-то покажется, что между ними нет практически ничего общего; мне же они кажутся частями единого процесса.

Биологическая эволюция базируется на генетическом наследовании (хотя и не только на нем). Этот механизм в большинстве случаев не обеспечивает наследования признаков, приобретенных на протяжении жизни индивида. Сказанное - не абсолютно. Уже сейчас мы немало знаем об эпигенетических механизмах регуляции, обеспечивающих наследование приобретенных признаков. Я не сомневаюсь, что нас еще ожидают открытия новых механизмов управления генетической информацией. Но все-таки можно сказать, что большая часть информации, накопленная индивидом на протяжении его жизни, теряется безвозвратно с его смертью. В биологической эволюции неоднократно возникали механизмы, позволяющие хотя бы частично использовать эту информацию для оптимизации развития следующих поколений. Одним из них стало культурное наследование.

Хотя культурное наследование возникало не раз, но лишь одна - наша - группа животных сделала его основным механизмом для выработки приспособлений. Вам кажется странным, что особенности поведения особей мы включаем в число признаков, эволюция которых нас интересует? Попробую убедить вас примером.

Ракообразные - в основном водная группа, однако некоторые из них освоили сушу. Прежде всего, конечно, это те ракообразные, которые стали предками насекомых (хотя еще лет пятнадцать назад я не поверил бы, что насекомые произошли не от многоножек). У насекомых развился целый ряд морфологических (т.е. связанных со строением: плотные покровы, трахеи и много еще чего) и физиологических (связанных с функциями, вроде экономящий воду типа выделения) приспособлений для жизни в условиях сухости.

Однако некоторые ракообразные вышли на сушу без глубокой перестройки. Это равноногие - всем известные мокрицы. Почему их называют мокрицами? Обычно они живут во влажных местах - там они могут эффективно дышать с помощью имеющихся у них жабр.

Но представьте себе, есть мокрицы, которые живут в глинистых пустынях! Пара мокриц роет норку, дотягивающуюся до влажной глины. Все время то самец, то самка затыкают выход из норы самими собой (водонепроницаемым участком панциря на спинной стороне тела). Другой из супругов при этом или наслаждается влажной средой в глубине норки, или даже (ночью, при подходящей погоде) выходит наружу. Кто попало в норку не зайдет: супруги узнают друг друга по запаху. Со временем они выведут в норке потомство, и выгонят его во внешний мир именно тогда, когда глина размягчается, и у их детей будут шансы выкопать свои норы.

Смотрите: комплекс поведенческих признаков заменил мокрицам отсутствие у них морфологических и физиологических приспособлений к жизни в пустыне. Способность к такому поведению задана у них генетически. И у населяющих пустыню людей тоже есть поведенческие признаки, позволяющие выживать в суровой среде. У одних людей это умение рыть колодцы, у других - способность применять кондиционеры и пароконденсаторы, обеспечивая их питание с помощью солнечных батарей. Главное отличие приспособительных поведенческих признаков людей от таковых мокриц состоит в том, что у людей они основаны преимущественно на культурном наследовании, является следствием их социальной эволюции.

Так, это все была присказка, а сама сказка касается именно сравнения биологической и культурной эволюции. В чем преимущества и недостатки характерного для нас способа эволюционирования?

Главное преимущество - в скорости. И у ускорения, обеспечиваемого культурным наследованием, есть две причины. Первая, конечно, наследование приобретенных признаков. Вторая - возможность передачи полезных признаков не только от родителей потомкам, но и в иных направлениях.

Приведу простой пример. В старой доброй Англии было принято, что молочники объезжают на автомобилях или велосипедах дома своих клиентов, оставляя на крыльце ежедневную порцию молочных продуктов. Упаковывались эти продукты чаще всего в широкогорлые стеклянные бутылки, которые закрывались разноцветными крышечками из фольги (их вид хорошо памятен тем, чья жизнь зацепила брежневские времена). Увы, периодически молочники стали получать жалобы. Откроет хозяйка утром входную дверь, а в крышке надо молоком - дырка, а под ней -грязь. Появились синицы, которые расклевывали крышки из фольги, выедая скапливающиеся под крышкой сливки. Я не нашел ссылок, которые позволили бы мне точно сказать, сколько времени занял переход от единичных испорченных бутылок до их массовой порчи, заставившей производителей переходить на иные упаковки. В любом случае, продолжительность такого перехода исчислялась годами или немногими десятками лет.

Какие механизмы обеспечивали умение расклевывать бутылки? Предположим, что не знаем ответа, и сравним два предположения: о генетическом и культурном механизме такого поведения.

В первом случае надо предположить случайное возникновение аллеля (гена), повышающего вероятность такого поведения синицы, которое может привести к продырявливанию крышки. Должен честно признаться, что такое событие кажется мне лежащим на грани чуда. Не будем залазить в эти детали - предположим, как-то аллель, отвечающий за этот признак, возник.

Теперь ему будет способствовать отбор. Носители этого аллеля будут в среднем чаще дырявить бутылки, чаще получать сливки, чаще выживать и оставлять чуть больше потомства. Доля носителей этого аллеля будет возрастать. Даже если разнообразие синиц по этому гену - самый главный для отбора фактор, для сколь-нибудь серьезного распространения полезного аллеля потребуются века и тысячеления. Нет-нет, мы, конечно, упростили. Вероятно, после того, как отбор закрепит первый из аллелей, способствующих расклевыванию, он должен способствовать изменениям других генов, делающим расклевывание все более эффективным…

Альтернативное объяснение таково. Некая синица в результате случайных действий продырявила крышку молочной бутылки. Получила вознаграждение, установила связь между своими действиями и их результатами. При удачной возможности повторила, отработала оптимальную реализацию выгодного поведения. Повторяла его на глазах других синиц, некоторые из которых тоже установили связь между дырками в молочных крышках и вкусом сливок. Вскоре после того, как будет запущена цепная реакция передачи нового признака от обученных синиц к необученным, новый признак будет характерен для всех представителей популяции, способных к обучению. Конечно, те из синиц, кто не сможет перенять новый признак в силу птичьего аналога тупости, так и не освоят новый источник корма. Вот их-то потихоньку и будет устранять отбор…

Итак, быстрота наблюдаемых нами изменений поведения синиц со всей определенностью доказывает, что новый признак передавался культурно, а не генетически.

Еще одна особенность культурного наследования состоит в том, что оно оказалось способно передавать большее количество информации (я писал об этом когда-то). Однако такой скачок сделал один-единственный вид, и лишь благодаря тому, что мы научились использовать экстрасоматические (внетелесные) средства записи, хранения и передачи информации. Первым рывком, резко расширившим пределы наших возможностей, стало изобретение письменности, вторым - электромагнитной и оптической записи на разнообразных носителях.

С другой стороны, сравнивать информацию, записанную, например, на DVD и в ядре сперматозоида - сложная задача. На DVD информации намного больше (в битах). Возможно, сохраненная на диск информация имеет даже более высокую колмогоровскую сложность, чем человеческий геном (для ее записи в "свернутом", заархивированном виде потребуется более объемная и сложная последовательность). Но генетическая информация ценнее, так как значительно изменяет возможности своего получателя. Наш генотип - это набор переключателей, отражающий миллиардолетний опыт наших потомков по выживанию в сложной среде. Он несет те команды, которые нужны системе, управляющей нашим развитием. А наши экстрасоматические информационные носители, увы, заполнены менее ценной информацией.

Такие носители позволили решить еще одну проблему. Генетическая информация может передаваться без проявления: у внука может выразиться аллель деда, который "молчал" у отца. Пока речь идет о цепочке обучения, опосредованной прямыми контактами учитель-ученик, все, что не принял ученик, будет потеряно. При опоре на средства записи ситуация становится не столь безнадежной (хотя и рукописи горят, и массивы винчестеров выходят из строя). А когда речь идет о секретах, которые запрещено записывать и передавать посторонним (от верескового меда до булатной стали), риск потери уникальных культурно обусловленных поведенческих признаков остается высоким.

Замечательным свойством культурного наследования и социальной эволюции является их потенциальная управляемость. Помните, мы говорили как-то о мейотическом драйве - свойстве некоторых аллелей передаваться потомкам с большей вероятностью, чем у их альтернатив. В культурном наследовании это происходит сплошь и рядом. Чем развитее общество, тем избирательнее оно относится к своему культурному достоянию. Мы производим очень много шума: когда в маршрутном такси мне случается услышать "прикольный" треп ведущих какой-нибудь утренней радиопередачи, мне становится стыдно от того, какой информационный мусор наша цивилизация рассеивает в космосе. Но, к счастью, мы хотя бы чуть-чуть производим и другой продукт, и он-то как раз остается в вечности с несколько большей вероятностью.

Мы переходим к самому существенному. В биологической эволюции планирования нет. Если какой-то признак не приносит пользы сейчас, а приносил бы в отдаленном будущем в сочетании с какими-то иными признаками, отбор его не поддержит. Все наблюдаемые нами виды являются результатом предыстории, в которой было возрастание приспособленности и некоторые случайные события, но не было никаких изменений, рассчитанных на отдаленное будущее.

В социальной эволюции, после фазового перехода, точки рефлексии, на которой эволюционирующая коллективная сущность осознает сама себя, становится принципиально возможным расчет на отдаленное будущее. Мы сплошь и рядом совершаем действия, рассчитанные на отложенное, а не на немедленное вознаграждение. Садить дерево, плоды которого достанутся только твоим детям - вполне человеческий поступок. Увы, эта наша способность ограниченна достаточно тесным горизонтом.

Сорок лет назад в работе "Пределы роста. Доклад Римскому клубу" группа прогнозистов убедительно обосновала простейшую мысль: долгосрочный ускоряющийся рост, основанный на ограниченных и невозобновляемых ресурсах, невозможен. Рост неминуемо захлебнется. Зная это заранее, можно смягчить кризис. Уже сорок лет назад были отчетливо очерчены оптимистичный и пессимистичный сценарии будущего развития человечества.

Доклад был услышан; тем не менее, мы все старательно реализовывали именно пессимистичный сценарий.

Через двадцать лет после первого вышел второй доклад, еще через десять - третий. Те из разработчиков, кто остался в живых, заявили - четвертого не будет, так как точка невозврата уже пройдена.

Насколько мне известно, обоснованного опровержения модели пределов роста нет, есть только заидеологизированная ее критика, основанная на недостаточном понимании ("это враги человечества, которые ради порабощения порабощенных и эксплуатации эксплуатируемых плетут свои заговоры"). Те, кто принимает стратегические решения, могли бы учитывать выводы этих моделей… но не учитывают. Причина - в структурной организации нынешнего человечества, при которой решение краткосрочных задач отдельных групп имеет приоритет перед общечеловеческими проблемами.

Два слайда из недавней лекции Денниса Медоуза в Москве. Мы - слева, в красной точке. Время течет слева направо, и на слайдах показано по две возможные траектории наших изменений. Мы хотим попасть в зеленую точку; привычный для нас временной горизонт показан синей прямой

Случай, о котором мы говорим - сложный. Тут надо двигаться не напрямую к цели, а в другую сторону. Для этого нужна способность к предвидению. Благодаря особенностям нашего механизма эволюционирования мы могли избежать этой ловушки. Не избежали. Видим, что нас ждет впереди… и движемся к неприятностям.

Почему?

Тут нужно разбираться не торопясь. Как-нибудь в следующий раз…