|
|
В.А.Красилов. Метаэкология. Часть 3.
Геракл. Глава 2. ДВОЙНИКИ.
|
Геракл
Геракл оторвал Антея от матери его, Земли, и победил. Это ключ ко всем его подвигам. Человек мучительным усилием отрывался от вскормившей его природы и побеждал природное начало в себе самом. Этот подвиг запечатлен в мифах.
Экскурс в мифологию понадобился нам для того, чтобы развеять ещё бытующие представления о мифотворчестве как наивной попытке древних объяснить окружающий мир. Мифы в гораздо большей степени относятся к внутреннему миру, чем к внешнему, который лишь давал материал для символического самовыражения. С этой точки зрения мы не находим в мифах ничего наивного. Наоборот, они поражают уже недоступной современному человеку смелостью и глубиной постижения духовных проблем. Буквалистское прочтение подвигов Геракла как истории супермена или скитаний Авраама как древнееврейской хроники («нашей семейной истории», как любят говорить в Израиле) свидетельствует лишь о духовном оскудении людей технического века с его ущербной метафизикой.
Зевс превратил свою любовницу Ио в корову, которая кружным путем, через Кавказ и Босфор, бежала в Египет, где превратилась в богиню Исиду. Проще было бы сказать, что Исида была коровой (а ее муж Осирис — быком), но дошедший до нас поздний миф не может допустить такой бестактности. Ведь когда Ио-Исида была тотемической коровой, те из людей, с кем нельзя спариваться, отождествлялись с животными, на которых было наложено аналогичное табу (кстати сказать, даже эпизодическое спаривание с животными может привести к проникновению в человеческую популяцию дотоле неизвестных вирусов, распространяемых половым путем). Образы животных так прочно ассоциировались с сексуальными ограничениями, что вошли в генетическую память и до сих пор возникают как сексуальные символы в наших снах.
Тотемизм — это метафизическая система, в которой духовный мир получает внешнее выражение в виде символов, заимствованных из природного окружения. След тотемизма в генетической памяти еще угадывается в детском влечении к животным (своеобразное повторение истории рода человеческого в индивидуальном развитии), в ласковых прозвищах влюбленных (рыбки, птички, кошечки — в прошлом обычные тотемы), в сексуальной символике сновидений (редко достигающей откровенности «фольклорного» сна пушкинской Татьяны, где медведь служит посредником между нею и возлюбленным), в зоологической образности парнасцев и есенинской «деревенской» лирики, рождественских елках и священных деревьях гинкго у буддийских храмов.
В эпоху тотемизма формировалось нормативное — нравственное — отношение к природе, которое в дальнейшем, к сожалению, было значительно ослаблено, поскольку новые метафизические системы, развиваясь на удобренной тотемизмом почве, в то же время расчищали для себя место, подавляя и выкорчевывая культ попираемой природы. Развитие внутреннего мира и его обособление требовали смены символов, которая давалась не без усилий. Последствия этих подвигов все еще с нами.
Подвиги Геракла — это победы над наиболее распространенными тотемами — змеей, львом, быком (на Крите), собакой и лошадью (кони Диомеда, кентавры), причем на первый взгляд не относящаяся к этой теме очистка скотного двора Авгия тоже содержит тотемические аллюзии, поскольку на этом дворе содержались священные быки Гелиоса. Бык-производитель, вне сомнения, был самым могущественным тотемом, давшим начало многим верховным богам. Он был зооморфным заместителем Осириса (Аписа), Зевса, Посейдона (Таврия), Гелиоса и даже Диониса. Не только еврейский Иегова, но и другие боги мечтали избавиться от этого навязчивого образа. Отсюда тавромахия, выродившаяся в кровавый спектакль — корриду с ее сексуальными обертонами.
Не менее драматично складывалась история другого практически неистребимого тотема — змеи. Недаром Библия называет ее самым хитрым из всех живых существ. Еще основатель Афин Кекроп был наполовину змеей. Кадм построил Фивы на месте, указанном ему священной коровой, но ему тут же пришлось вступить в бой со змеем. Он посеял зубы змея и пожал распрю между его отпрысками, сам в конце концов превратившись в змею. Это метафора духовного перерождения завоевателей, которые, следуя за своими коровами в поисках новых пастбищ, вторглись в пределы племен, почитавших верховным тотемом змею. Междоусобные стычки между этими племенами дали пришельцам власть над новыми землями. Однако, восприимчивые к изощренной восточной метафизике, они со временем и сами приняли культ змеи.
Со змеем сражались древнейший герой Гильгамеш, хеттский бог грозы Те-шуб, его греческий заместитель Зевс, и, в одном из своих обличий, стреловержец Аполлон, названный по этому подвигу Пифийским (поскольку к нему перешли свойства поверженного тотема). Его жрица в Дельфах, Пифия, была, в сущности, прирученной змеей в человеческом облике. Геракл душил змей еще в колыбели.
Смена зооморфных богов гибридными полулюдьми-полуживотными, которые затем переходили в ранг чудовищ, отражает не только отчуждение от окружающей природы, но и извращение природных инстинктов (символом коего может служить Геракл в женской одежде). Змей, а также сфинкс символизировали порочность, инцестуальный грех.
Битва героев с кентаврами — самый популярный сюжет греческой мифологии. Птицы когда-то распоряжались судьбой, а позднее влияли на принятие решений через своих посредников-авгуров. Олимпийские боги еще долго ассоциировались с посвященной им птицей (орел Зевса, голубь Афродиты, сова Афины), зверем или деревом и превращались в животных, чтобы зачать полубога или героя, а иногда и кентавра.
Так Зевс в образе быка похитил Европу, родившую ему на Крите судей подземного мира Миноса и Радаманта. Впоследствии критянки, несмотря на запрет Афродиты, не могли устоять перед быками, а жена Миноса Пасифая родила от подобной связи Минотавра (все это нагромождение фантастических сюжетов имело лишь одну цель — погрести под собой воспоминание о критском культе быка). Скандинавский бог Локи, превратившись в кобылу, настолько вошел в роль, что родил даже не кентавра, а боевого коня. В более цивилизованных вариантах такого рода мифов животные уже не рождали, но вскармливали богов и героев, как коза — Зевса или волчица — Ромула и Рема.
Рассказывая о троянском разведчике Долоне, захваченном и убитом Одиссеем и Диомедом, Гомер не забывает упомянуть о том, что он был облачен в волчью шкуру, тогда как на Одиссее был шлем в виде кабаньей головы. За этой схваткой, возможно, стоит давняя вражда, поскольку кабан — древнейшее тотемное животное Аркадии, а волк (собака) — тотем арийцев, в частности, населявших Анатолию хеттов. В греческой мифологии священные собаки встречаются как на небе (созвездие Пса, бегущего за охотником Орионом), так и под землей (стигийские псы, сопровождающие богиню Гекату, чудовищные стражи Кербер и Орфо — тот и другой побеждены Гераклом). В храме Зевса на Крите находилась золотая собака, якобы охранявшая его в период кормления молоком козы Амальтеи. Однако, судя по интересу, проявляемому к этой собаке древними малазийскими царями Пандареем и Танталом, как раз она была объектом культа, узурпированного Зевсом. Щенков приносили в жертву как Гекате, так и хеттским богам. Об одном ирландском герое сказано: «Назван он Конхобар, будет он Конхобар» (т.е. песий). Несчастная Гекуба, потеряв сыновей, превращается в собаку. Строки Есенина можно отнести и к ней:
А когда чуть плелась обратно,
Слизывая пот с боков,
Показался ей месяц над хатой
Одним из ее щенков.
Вторгшиеся в средиземноморские страны арийцы, в том числе предки греков, оказались в окружении автохтонных тотемов и производных от них богов. Происходят заимствования, совмещения, контаминация признаков. Так, Аполлон, пожалуй, самая противоречивая фигура в греческом пантеоне, совмещает архаические черты бога солнца и индоевропейского волчьего бога. В качестве последнего Аполлон Ликейский враждует с пастушескими богами, сдирает шкуру с сатиров, преследует овечек-нимф (у Овидия образ волка возникает в связи с погоней Аполлона за Дафнией). Позднейшие наслоения превратили вражду Аполлона и сельского бога Пана в противопоставление высокого профессионального и низового самодеятельного искусства, городской и сельской субкультур (об этом ниже). На одном из крутых поворотов истории Аполлон-Люцифер был свергнут богом грозы.
Древние евреи находились под сильным влиянием культа египетского Осириса и вавилонского Мардука, животными заместителями (тотемическими предшественниками) которых были бык и телец. Несмотря на жестокие репрессии, евреи время от времени склонялись к этим культам. Стоило Моисею уединиться с богом, как его «жестоковыйное племя» взялось за изготовление золотого тельца. Иисус воспринял от соседних богов, египетского Аммона (в его овечьем воплощении) и ассирийского Оаннеса, символы агнца и рыбы, причем агнец фигурировал в жертвоприношении, а рыба — в связи с очистительными обрядами. Впрочем, тотемическая роль рыбы не ограничивалась семитским миром. Анаксимандр считал, что человек произошел от рыбы, а основатель христианства, при его значительной философской эрудиции, мог быть знаком с трудами милетской школы (вспомним также, что Одиссей и его спутники, плавая по «многорыбному» морю, рыбы не ели).
Библейский рай был садом, в котором мирно уживались хищные и травоядные животные, а человеку была предназначена роль хранителя. Его первой задачей было поименование всех живых существ. Участие яблока и змеи в грехопадении восходит к ушедшей в подсознание тотемической сексуальной символике.
Впоследствии, укоряя Иова в попытке утвердить превосходство над природой, бог произнес следующие знаменательные слова:
Вот бегемот, которого Я создал с тобою ...
Пронзишь ли копьями кожу его и рыболовною острогою голову его?
Положи на него руку твою и помни эту борьбу: впредь не будешь.
Полностью стереть следы тотемизма не могла даже великая реконструкция древних метафизических систем — их превращение в религии, т.е., по преимуществу, учения о нравственном совершенствовании человека.
Так, царица Майя, долгое время остававшаяся бесплодной, увидела во сне белого слона, который вошел в ее чрево. Рожденный после этого принц Сиддхарта в возрасте семи лет заметил птицу, схватившую земляного червя. «Увы, неужели все живые существа убивают друг друга?» — подумал принц. С этого момента началось его духовное просветление — превращение в Будду, который никогда не забывал о животных. Не только позаимствованная из Упанишад сансара способствовала сохранению нравственного отношения к природе, но и заповеди повседневной морали (например, оставленные принцессой Маликой, см. ниже) содержали религиозное осуждение жестокого обращения с животными.
Несколькими столетиями позднее Иосиф привел свою беременную жену в Вифлеем для переписи, а так как не было места в гостинице, то она родила в яслях, где младенец и находился до обрезания. После крещения сошел на него Святой Дух в виде голубя и повел его в пустыню, где был он «со зверями» (Марк, I, 13), искушаемый дьяволом, и ангелы служили ему. И кто такие ангелы, если не птицебоги, царство которых простиралось от Египта до Гватемалы?
В мистической иерархии ангелы ниже людей, так как не созданы по образу и подобию. В былые времена они входили к дочерям человеческим, находя их красивыми. Но эволюционируют и ангелы. Теперь они как бесполые существа служат образцом добродетели. Потому что унижение тотемов распространилось на все природное, ставшее синонимом низменного, непристойного. Переживаемый нами экологический кризис — в известной мере наследие того времени. Геракл, круша все вокруг, расчистил путь другому известному в Афинах борцу — Аристоклу, прозванному за могучее телосложение Платоном. Наша экология есть порождение нашей метаэкологии.
Но старые боги не сдавались без боя. Шла чехарда сексуальных революций и контрреволюций. Сократ клялся собакой. Киники называли себя собаками. Франциск из Ассизы провозгласил себя братом всех живых существ и проповедовал птицам. Вагант Архипиита Кёльнский утверждал, что борьба с природой — напрасный труд. Жан-Жак Руссо был другом природы. И, наконец, романтики XVII в. впервые поставили вопрос об охране природы, положив тем самым начало новому метаэкологическому циклу.
Глава 2. ДВОЙНИКИ
Египтологи отмечают двоичность всего сущего как характерную черту древнейшей метафизики. Не только все боги были парными и взаимозаменяемыми, как Аммон-Ра или Гор-Сет, но еще каждый из них имел двойника (Ка). Так же устроены фараон и даже люди, хотя, может быть, и не все. Из «Текстов Пирамид» мы узнаем, что двойники разлучались при погружении в воды, отделяющие внешний мир от потустороннего. Тот из них, который, как можно понять, отправлялся в потусторонний мир (чтобы там служить двойнику своего бога), очищался от плоти («мяса») своего двойника.
Египетская «двоичность» получила самые различные толкования — как отражение двойной власти фараона над Нижним и Верхним Египтом, или двоевластия близнецов на троне, или двоичности египетского счета, или, наконец, разделения функций правого и левого полушарий головного мозга. Некоторые из этих объяснений (может быть, все вместе) скорее всего справедливы. Однако психопатологические аналогии, проведенные 3. Фрейдом, С.Н. Давиденковым («Эволюционно-генетические проблемы в невропатологии», 1947) и Э. Фроммом, едва ли уместны: происходило становление личности, а не ее распад. Личность предполагает самопознание, а это последнее связано с обратимостью мышления, двойным существованием в качестве субъекта и объекта познания, возможностью внутреннего диалога.
В свете внутренней раздвоенности все явления внешнего мира представлялись двоичными или же их парность приобретала сокровенный смысл. Образы, дающие внешнее выражение внутренней раздвоенности, получали дополнительные значения. Это, как мы увидим, широко распространенное явление можно назвать метафизическим обогащением.
Так бог или боги, создавая мир, разделяют единое на парные противоположности — свет и тьму, небо и землю, воду и сушу и т. д. Вся космогоническая система получает бинарную структуру. Ее математическая соразмерность — результат последовательных удвоений (счет, левополушарная функция, здесь накладывается на правополушарную метафизику). Составляющие ее противоположности — близнецы, так как возникли одновременно, в органической связи друг с другом (и в самом деле, однояйцовые близнецы в одних случаях тождественны, в других — зеркальны, как правша и левша).
На близнецов ложится все больше философского груза. Теперь они ассоциируются с противостоянием мужского и женского начал, жизни и смерти, мира живых и мира мертвых, добра и зла. Отделение сущности от явления становится причиной последующих удвоений. У воды появляется двойник — бог воды, от неба отделяется бог неба и т.д. Если вещь представала в нескольких ипостасях, являющих разные сущности, то ей, в нарушение двоичного принципа, могло соответствовать несколько богов или один бог с несколькими именами (древние приравнивали имя к сущности, считая наречение имени вторым рождением).
В мифах Междуречья земля — Ки, а ее плодородие — Нинмах (у греков соответственно Гея и Деметра). Все месопотамские боги возникали парами, как это изложено в космогоническом эпосе «Энума Элиш». Впоследствии, однако, сущности многих из них перешли к вавилонскому богу солнца Мардуку, который соответственно получил пятьдесят дополнительных имен. В древней Персии духи добра и зла Ахура-Мазда и Анхра-Майнью были, по учению Зороастра, аспектами одного божества.
Появление двойников в космогониях разных народов показывает второстепенное значение египетской или какой-либо другой конкретики (хотя египтяне были наиболее последовательны в своих удвоениях), свидетельствуя о всеобщем значении лежащих в основе этого символа метафизических переживаний.
Хотя иудейство с его единым безымянным богом, на первый взгляд, кажется исключением, на самом деле оно без особых натяжек укладывается в общую схему. Безымянность еврейского бога, по-видимому, объясняется тем, что он первоначально был личным богом Аврама, ставшего Авраамом (напомню, что Аврам был выходцем из Месопотамии, жители которой, помимо общих вселенских богов, имели каждый своего личного бога-покровителя) и назывался соответственно «богом Авраама». Это имя он сохранил как напоминание о скромном начале и в последующие времена, став богом потомков Авраама, целого народа. Значение его, однако, настолько возросло, что он как бы негласно получил имена Иегова и Саваоф, отвечающие новым сущностям всебытийности и всемогущества.
Теперь он мог быть отождествлен с устроителем мира, о котором «Бытие» сообщает, что «вначале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою». Не говоря уже о двоичной структуре космоса, мы находим здесь бога-созидателя и его сущностного двойника — духа божия (бог сформировал косные тела, а его дух влил в них животворную силу).
Божий дух как животворная сила есть Логос (как сказано в Евангелии от Иоанна, вначале было Слово, т.е. создание происходило путем заклинаний). Его роль в известной мере определялась грамматикой. В арамейском языке дух женского рода, поэтому первые иудео-христиане представляли себе непорочное зачатие как слияние двух женских начал. Но на греческом дух среднего рода и больше подходит для роли посредника между богом и людьми, спускающегося с неба на землю, подобно тому, как двойники смертных сходили в подземный мир. Идея посредника, по происхождению скорее всего фаллическая, нашла отражение в образе «перевозчика» через воды, отделяющие мир живых от мира мертвых. Это постоянное действующее лицо мистических путешествий у египтян, шумеров, греков и других народов. Божественный посредник послужил прототипом всех пророков и священников, тоже своего рода перевозчиков на переправе от мирского к божескому.
В то же время появление сына может рассматриваться как раздвоение святого духа. В христианской мистике существует представление о второй его ипостаси — Софии, сущность которой (или две слитые сущности) — это мудрость и любовь. София, таким образом, является двойником сына, воплощающего мировую любовь, хотя может отождествляться и с его матерью, а крест получает дополнительный смысл как символ единства четырех сущностей. Ортодоксальное христианство, однако, принимает схему неполного деления (встречающегося и в природе), результат которого — святая троица. Можно предположить, что и в других случаях нечетные боги троиц (Брахма, Вишну, Шива) и семериц возникали в результате незавершенного деления, оставляющего некую перспективу дальнейшего развития.
Устойчивость семериц (отождествляемых с семью небесными сферами древней астрономии) и особенно троиц объясняется мифологическим обогащением. Так, изначальная ассоциация троицы с гениталиями (Платон пишет, что два члена «не могут быть хорошо сопряжены без третьего», ибо между одним и другим должен родиться третий как объединяющая их связь), обогащается триадами «прошлое, настоящее, будущее»; «энергия, движение, материя»; «земля, вода, воздух (небо)»; «тело, душа, дух»; «сознание, рассудок, разум»; «ид, это, суперэго», которые в свою очередь служат клише для новых триад.
|
|
В.А.Красилов. Метаэкология. Часть 3.
Геракл. Глава 2. ДВОЙНИКИ.
|