Дар Изоры, или Игра в бисер

 

До недавних пор, обсуждая сходства и отличия человека и высших животных, приходилось убеждать читателя в отсутствии между ними непреодолимой грани. Все базовые свойства человеческой психики имеют предысторию, уходящую далеко в наше эволюционное прошлое. Теперь, как ни странно, громко зазвучал противоположный вопрос: так в чем же принципиальное отличие человека от других животных? Наши родственники демонстрируют способность к обучению и элементарным рассудочным действиям, наличие биологически предопределенной морали, умение считать и оперировать символами… Где грань?

Помните марксистский тезис о переходе количественных изменений в качественные? В фундаменте нашего поведения лежат те же функции, что и в поведении шимпанзе, собаки или попугая. Но только у нас они развиты настолько, что на них может быть возведена многоэтажная конструкция, порождающая целый мир, четвертую, культурную среду («Пять сред нашей жизни») . А в ней творятся чудеса: это мир со своими законами развития. Как это обосновать? Подробно обсудив какой-нибудь пример.

Когда я впервые услышал музыку Антонио Сальери, меня поразило, сколь близкими, щемяще понятными оказываются некоторые его музыкальные фразы. Пытаясь понять происхождение этого чувства, я заключил, что узнал руку учителя через творчество его учеников. Сальери преподавал композицию Бетховену, Шуберту, Листу и многим другим, он сам искал себе талантливых учеников и с большинством из них занимался бесплатно.

С начала XIX века его мучила депрессия и, вероятно, болезнь Альцгеймера. Умерли жена и трое детей, паралич обездвижил ноги. Сальери перемещен в больницу, переживает из-за дошедших до него слухов, что он отравил Моцарта. Причина этих слухов — мифологизация Гения, умершего не очень понятной смертью, поиски врагов и завистников (итальянец Сальери хорошо подходил в Австрии на эту роль). Здравомыслящие современники воспринимали эту версию как вздор. Увы, она попала в пару газетных заметок, утверждавших, что Сальери сам себя оклеветал. Обе эти заметки, вероятно, были известны российскому поэту Александру Пушкину.

Сальери, известнейший оперный композитор, не имел причин интриговать против Моцарта. Инструментальную музыку, в которой Моцарт был вне конкуренции, Сальери почти не сочинял (о чем я искренне сожалею). Пушкин придумывает более высокий мотив отравления: зависть и ложно понятое представление о справедливости. Оправдываясь, не опустился ли он до клеветы, Пушкин опирается на иной недостоверный слух о том, что Сальери освистал постановку «Дон Жуана».

Понимал ли Пушкин, что слова «Музыку я разъял, как труп. / Поверил я алгеброй гармонию» не означали омертвления музыки? Слышал ли он музыку настоящего Сальери? Что дела до того, что исторический Моцарт часто был несправедливо злобен к современникам, а исторический Сальери излучал доброжелательность? Ну что же, Пушкин сделал с памятью о Сальери то, что сценический Сальери — со сценическим Моцартом: отравил. Но, походя, создал новый мир со своими жителями. «Вот яд, последний дар моей Изоры… заветный дар любви, / Переходи сегодня в чашу дружбы». Откуда взялась эта Изора? Пушкин ее попросту выдумал!

Прошло время, и миф о народном гении, убитом чужеземцем-завистником, расширился, включив не только Моцарта и Сальери, но и Пушкина и Дантеса.

А вот это Арсений Тарковский (отец Андрея, режиссера), «Снежная ночь в Вене»:

Ты безумна, Изора, безумна и зла,
Ты кому подарила свой перстень с отравой
И за дверью трактирной тихонько ждала:
Моцарт, пей, не тужи, смерть в союзе со славой.

Ах, Изора, глаза у тебя хороши
И черней твоей черной и горькой души.
Смерть позорна, как страсть. Подожди, уже скоро,
Ничего, он сейчас задохнется, Изора.

Так лети же, снегов не касаясь стопой:
Есть кому еще уши залить глухотой
И глаза слепотой, есть еще голодуха,
Госпитальный фонарь и сиделка-старуха.

Это о каком Сальери: настоящем или пушкинском? Пушкинском, хотя с прорывами настоящего в том, что касается госпитального фонаря. Впрочем, и голодухи у исторического Сальери не было, и сидели с ним мужчины, а не женщина-старуха… Или это уже не о Сальери, а о вневременном духе-отравителе? Все это неправда — но ведь какая красивая! Тарковский не клевещет на Сальери — он просто живет не в пространстве исторической правды, а в пространстве российской словесности, испытавшем сильнейшее воздействие Пушкина.

Думаете, Изора канула в лету? Она переживет нас с вами: вот уже Виктор Шендерович примеряет ее дар к Дмитрию Быкову! Так где же находится Изора? Ее нет и никогда не было. Она живет своей жизнью уже почти два века и вовсе не собирается умирать.

Какую-то такую, черезвременную, надчеловеческую перекличку культурных архетипов и обыгрывал Герман Гессе в «Игре в бисер». Это один из бесчисленных примеров тех сущностей, которые населяют нашу четвертую среду, среду культуры. Мы плоть от плоти наших родственников, населяющих вместе с нами нашу планету, но лишь через нас в действительность приходит целый мир, где живет Изора.

…Ты безумна, Изора, безумна и зла…

 

 

Д. Шабанов. Дар Изоры, или Игра в бисер  // Компьютерра, М., 2009. – № 40 (804). — С. 26